Курманбек Осмонов - не просто парламентарий. Вся его карьера неразрывно связана с судебной системой Кыргызстана. Начал он 40 лет назад с должности статистика-делопроизводителя отдела народного образования Советского района. При президенте Аскаре Акаеве был министром юстиции, судьей Конституционного суда и председателем Верховного суда. С приходом к власти Курманбека Бакиева парламент отправил Осмонова в отставку, после чего он стал советником министра иностранных дел. "ВБ" решил узнать, как опытный юрист оценивает нынешнюю судебную реформу?
- Очередная судебная реформа идет уже третий год. Чего удалось добиться?
- Реформы были и при Аскаре Акаеве, и при Курманбеке Бакиеве. Каждый раз судебная реформа объявлялась одним из приоритетных направлений. Но на деле проводилась только для расширения полномочий президента. Сейчас предусмотрены более-менее демократические процедуры отбора судей. Это требование Конституции. Есть органы судейского самоуправления, Совет судей... Но, как человек, знающий эту систему изнутри, могу сказать, что эта реформа не помогает достичь главной цели. Она не дает ожидаемых результатов.
- Как вы оцениваете работу Совета по отбору судей?
- Плохо оцениваю. Представительство политических партий в Совете по отбору говорит об ангажированности его членов. Наиболее опытных и подготовленных кандидатов они просто отсекают, а кого-то, кого тайно лоббируют, пропускают. При Бакиеве и Акаеве тоже так было, пропускали только нужных людей.
- Можно ли сказать, что нынешняя реформа судебной системы - это очередная попытка укрепить президентскую власть?
- Отбор выглядит вполне демократично. Но фактически эту сферу разделили между собой парламентские фракции. Ведь одна треть членов Совета по отбору судей выдвигается самим судейским сообществом, а две трети якобы от гражданского общества выдвигают парламентские фракции. На первый взгляд, некоторые из них кажутся представителями общественных организаций, но это не так. Неправительственные организации, гражданское общество сами должны выдвигать членов Совета по отбору судей.
- Значит, если раньше судебная реформа была направлена на укрепление института президента, то сейчас - парламента?
- И не только парламента. Некоторые рычаги воздействия остаются и у президента.
На постсоветском пространстве, в отличие от Запада, пригодность человека к работе в судебных органах определяют сами судьи. И это правильно. Сейчас 16 членов совета - представители гражданского общества. То есть люди, которые непосредственно не проводили судебные процессы. Остальные восемь человек от судейского корпуса тоже не имеют соответствующего опыта. В лучшем случае участвовали в судебном процессе в качестве прокурора или адвоката. Но кандидаты в областные и Верховный суды должны иметь опыт работы в судах первой и второй инстанций. Судьи, которые сразу попали в Верховный суд, совершенно не знают исполнительного производства, у них нет практики.
- Но, согласно концепции судебной реформы, необходимо полностью обновить судебный корпус. Насколько состоятельна эта идея?
- На 100% обновить судейский корпус невозможно. Но надо видеть и другую сторону. Многие судьи при прежней власти выносили решения в пользу режима Бакиевых.
- Так обновление судейского корпуса нужно или нет?
- Сейчас полное обновление судейского корпуса невозможно. Готовые судьи просто так по улицам не ходят, их надо готовить. Человек, осуществляющий правосудие, должен обладать не только теоретическими знаниями. Он должен иметь какой-то запас житейской мудрости. Поэтому устанавливаются минимальный возрастной порог и стаж работы.
- Какие негативные моменты реформаторских нововведений вы заметили?
- Во-первых, изменили распределение категорий дел между судебными инстанциями. Раньше, допустим, дела, по которым предусмотрена высшая мера наказания, в качестве суда первой инстанции рассматривал только областной суд. Сейчас на это имеет право и районный судья - человек, не имеющий опыта в таких делах. Это опасно. Судья, как и хирург, не имеет права на ошибку.
Во-вторых, были и в областных судах, и в Верховном суде так называемые президиумы. Сейчас их ликвидировали. Некоторые политики говорят, что это коррумпированный орган. Президиумы по жалобам участников процесса могли пересматривать решения нижестоящих судов, которые уже вступили в законную силу. Теперь в законе написали, что решение Верховного суда является окончательным и обжалованию не подлежит. Но в коллегиях Верховного и областных судов зачастую допускаются ошибки, и президиум мог их исправить.
В-третьих, хотят упразднить военные суды. На заседаниях я их отстоял.
- Но на одного военного судью приходится в разы меньше дел, чем на любого другого.
- Качество работы судов не зависит от количества рассматриваемых дел. Например, когда я работал в госарбитраже, я рассматривал примерно 11 дел за день. Но это, как правило, бесспорные иски, по которым взимались штрафы, предусмотренные в самом договоре, а у ответчиков претензий нет.
А бывают дела, которые рассматриваются месяцами, а то и годами. Есть громкие, резонансные, тяжелые дела. Вот, например, суд по 7 апреля идет уже более двух лет.
Военный судья рассматривает дела, заведенные на людей в погонах. Есть писаное и неписаное правило: военные должны судить военных. То есть не просто адекватно, а со знанием специфики воинской службы. Судья сам должен быть военным человеком, офицером.
Я предлагаю военные суды сохранить, но увеличить подсудность. То есть отдать им на рассмотрение гражданские и семейные дела, касающиеся военнослужащих. У военных тоже есть гражданские правоотношения, не нужно ограничиваться только уголовными делами.
- Это обойдется бюджету дороже.
- На судах экономить нельзя. В других странах 2% или 3% всех бюджетных средств предусматривается для судов, независимо от их потребности. Если остаются излишки, они в конце просто в бюджет их возвращают.
- У нас в бюджет излишки не вернутся, осядут у кого-нибудь в кармане.
- По статьям расходов это можно и нужно контролировать. Просто сокращать, как это сейчас делает премьер-министр, нельзя. Выучили новое слово - "секвестирование". Можно так насеквестировать, что в какой-то момент потеряем нить управления.
- С бюджетом у нас беда. Как можно ввести самофинансируемые суды?
- Вот суды по гражданским, хозяйственным, экономическим делам взыскивают очень большую сумму в виде госпошлины в зависимости от суммы иска. Если, допустим, 100 сомов взыскивается госпошлина, то из них 20 сомов раньше отходило судам. Тогда судебные органы сами себя обеспечивали, дополнительных бюджетных расходов не требовалось. Сначала судам оставляли 30% от госпошлин, потом 20%, теперь госпошлины вообще перестали оставлять судам. В России это тоже практиковалось, даже зарплату судьям выплачивали из собранных пошлин.
Но тогда судьям стало неважно качество процессов, они стали гнаться за количеством. Для судьи стал очень важным вопрос взимания госпошлин - обоснованно или нет, с виновной или невиновной стороны.
Можно, конечно, за счет взимаемой госпошлины содержать суды. Но не повлечет ли это злоупотребление властью судьями? Поэтому лучше, чтобы все шло в бюджет. Но и при составлении бюджета судебной системы все-таки принимать во внимание, какая сумма за прошедший год взыскана судами в виде госпошлин и штрафных санкций.
- Как вам идея института присяжных заседателей, введение которого отложили до 2017 года?
- Это необходимо с точки зрения защиты прав и свобод человека. Но введение присяжных отложили: дескать, суды не готовы, зданий, условий и денег нет... А тогда зачем было вводить эту норму в Конституцию? Тогда надо было в законе о введении в действие Конституции написать, что эта статья вступает в силу, допустим, с 2017 года. А изменения в Конституцию можно вносить только после 1 сентября 2020 года.
- Что сейчас нужно исправить в судебном законодательстве в первую очередь?
- Необходимо исправить явные нарушения и несоответствия между кыргызскими и русскими текстами в законодательстве. Например, на русском языке омбудсмен защищает права и свободу человека, а на кыргызском - только свободу. Поэтому президент вынужден ссылаться на Конституцию на русском языке. А ведь президент как глава государства должен применять Конституцию на государственном языке. И таких ляпов много. Верховный суд в русской версии состоит из коллегий. А в кыргызском - из одной коллегии. Есть и несоответствия законов Конституции.
- Такие вопросы должна решать Конституционная палата. Ее распустили. Вообще нормально, что мы без нее третий год живем?
- Я не считаю, что Конституционный суд распустили правильно. Но общество и революционеры, которые оказались у власти, были раздражены этой Конституционной палатой, которая действовала в интересах режима Бакиева.
- К вам поступает много жалоб от граждан. Много ли решений суды принимают несправедливо?
- Да, достаточно много.
- В чем проблема: в коррупции или в неграмотности судей?
- Присутствует и то, и другое. Не могу сказать, что решения выносятся несправедливо только из-за коррупции. Человеческий фактор - определяющий. Это кадры. Многое зависит от интеллекта, от уровня подготовленности судейских кадров на местах.
- Можно ли сказать что сейчас у нас аховая ситуация с грамотностью на местах?
- Компетентность большинства судей вызывает сомнение. Но мы не можем об этом открыто говорить, потому что они проходят через Совет по отбору судей. До этого они проходят тестирование и экзамен, там выбирают достойных из достойных. Можно, конечно, быть грамотным и знающим, но грамотность не гарантирует честность и непредвзятость.
