Михаил Рудов: "Бывает в жизни все, бывает даже смерть..."

Не стало Михаила Александровича Рудова - видного филолога, литературоведа, переводчика многих произведений кыргызской поэзии, профессора КРСУ, директора Института регионального славяноведения, автора многих трудов и монографий в области литературоведения.

"ВБ" публикует интервью с выдающимся литературоведом, подготовленное в честь его 80-летия.

- Михаил Александрович, почему вы стали именно филологом?

- Я воспитывался в детском доме, где мои интересы никто сознательно не формировал. Говорил на уличном речении, разбавленном матом. Но однажды мне в руки попало несколько томов из собрания сочинений Пушкина. На чердаке клуба нашего детского дома стоял сундук, где почему-то лежали эти книги. Я прочел их и понял, что существует другой мир, где говорят и мыслят иначе. С тех пор я не употребляю матерных слов и не одобряю, когда кто-то их использует. Мне не кажется, что употребление такой лексики делает речь эмоциональнее или ярче, не является она и признаком свободы.

- Но ведь к экзаменам в вуз нужно было готовиться? Кто подготовил вас?

- Моему поступлению предшествовала история, которая предопределила мою судьбу. Вообще учился я успешно благодаря отличной памяти. Меня даже иногда снимали с уроков и отправляли пасти скот, потому что учителя знали, что я нагоню пропущенный материал. А в те годы способных мальчиков и девочек, воспитывающихся в детских домах, иногда курировали люди из органов безопасности. Был такой "ангел-хранитель" и у меня. Мне было приятно, что взрослый человек так обходительно и заинтересованно разговаривает со мной. Он предложил мне после школы поступать в училище, где меня обеспечат всем необходимым. У меня хватило соображения посоветоваться с пионервожатым нашего детского дома (позже он стал ведущим архитектором в Ленинграде). Он плотно затворил дверь и рассказал, куда меня зовут. Естественно, я отказался от такого предложения. К тому времени я уже сдал выпускные экзамены. Директор школы № 9, которую я окончил, вывел меня на сцену и сказал, что это наша гордость - единственный медалист. Но ни медали, ни аттестата в тот момент мне не вручили. Шло время, в вузах заканчивались приемные экзамены, наконец директор школы выдал мне аттестат на обычном бланке, где были только его подпись, печать и мои отличные оценки. В это время набор продолжался только в Московском полиграфическом институте. Я сдал на отлично экзамены на редакторское отделение. Но через несколько недель пришел отказ, в котором говорилось, что мой аттестат поддельный. Сейчас я понимаю, что мой аттестат и правда был поддельным. Директор выписал его на свой страх и риск. Это был сентябрь 1946 года, из детского дома меня уже выпустили, продукты были по карточкам. В этот момент я случайно встретил Владимира Васильевича Липовича - директора Киргизского государственного педагогического института (на базе которого позднее был создан Киргизский государственный университет). Конечно, я знал этого человека, но не думал, что и он знает меня. Я рассказал Владимиру Васильевичу, почему болтаюсь без дела, и он пригласил меня учиться к себе. Приемные экзамены к тому времени давно были завершены, это была исключительно инициатива директора. Я пришел, меня попросили подготовить сочинение, которое я написал в стихах. Думаю, что это было ужасно. Но я был грамотным и не сделал ошибок больше положенного. Так я стал студентом Киргоспединститута. Мне было интересно учиться. Но первый год я бедствовал и поэтому хотел уехать в другой город. Однако после первого курса меня и моего однокурсника Геннадия Зенкова выдвинули на сталинскую стипендию. Получать ее мог только один из нас. Я и тогда считал, и сейчас уверен, что эту стипендию больше заслуживал Геннадий Степанович Зенков, впоследствии профессор КГУ, ученый-лингвист, известный в научном мире. Но наш декан, зная о нашем материальном положении, решил, что мне эти деньги нужнее. Так я стал сталинским стипендиатом. Это звание делало человека публичным, ведь такую стипендию в нашем институте получали всего двое студентов. Вуз окончил с отличием, хотя, конечно, в программе были предметы, которые были ненужными для моей профессии. Но я очень старался, поскольку был сталинским стипендиатом. И вовсе не потому, что эти деньги давали мне возможность не голодать, просто боялся не оправдать доверие товарища Сталина. Поэтому быстро приобрел навык сдачи экзаменов по неинтересным дисциплинам.

- Кстати, о вступительном сочинении в стихах. Когда я была первокурсницей, то, желая произвести на вас впечатление, спросила: "Михаил Александрович, говорят, вы пишете стихи?". Вы ответили, что стихи пишет Пушкин, а вы - рифмуете.

- Я так сказал? Наверное, это было преподавательское кокетство. Конечно, то, что я пишу - это стихи. Ведь в них есть размер и поэтический ритм. Вообще в стихах главное именно поэтический ритм, поэтическая интонация. Поэтому стихи могут писать только люди с поэтическим слухом. Вот у Пушкина был абсолютный поэтический слух. Он никогда не ошибался.

- А как же, например, Маяковский?

- А что Маяковский? У него четкий поэтический ритм, просто другая поэтическая интонация, с которой и начинается поэт.

- Когда я слушала ваши лекции, у меня сложилось ощущение, что вы не любите поэзию Есенина. Или я ошибаюсь?

- Когда речь идет о поэзии, я стараюсь не употреблять слова "люблю", "не люблю". Стихи должны быть созвучны настроению читателя. Я понимаю роль Есенина в мировой поэзии. А вот, например, к Северянину у меня другое отношение.

- Почему?

- Потому что в его стихах нет возвышенного гуманизма, который должен быть в настоящей поэзии. Его лирический герой живет в маскарадном мире.

- Но, увы, сегодня поэзия сдает свои гуманистические позиции.

- Не согласен с вами. Все собираюсь сделать для Академии педагогических наук доклад по поводу того, что поэтическое сознание - неотъемлемое свойство человеческой психики. Именно через ритм, и поэтический в частности, происходит постижение мирового порядка. Мир говорит на языке поэзии, и на генетическом уровне человек это прекрасно знает. Недаром мать общается с новорожденным младенцем, используя поэтический ритм колыбельных, присказок и прибауток. Этот ритм, воспринятый с молоком матери, ляжет потом в основу всего существования человека. Он будет в основе творчества, его любви к чтению, музыке или танцам. Так что каждый человек, сам того не подозревая, живет по законам поэтического ритма.

Не стоит забывать и о том, что мир - это единство противоположностей. А поэзия раскрывает суть этих противоположностей, поскольку слово живет потому, что у него есть антоним - не грамматический, философский. В грамматическом плане у слова "люблю" антоним "ненавижу" или "не люблю". И вот на философском противопоставлении этих "люблю" и "не люблю" основано все многообразие любовной лирики.

- Последние несколько лет вы активно занимались изучением и пропагандой в Кыргызстане трудов Евгения Дмитриевича Поливанова.

- Я только пытаюсь это делать. Поливановым должен заниматься человек на несколько порядков выше меня и в человеческом, и в научном плане. Поливанов - гений. Он владел десятками языков. Точную цифру не мог назвать даже он сам. Я видел цифры в его анкетах и 18, и 27.

В Кыргызстан он приехал по приглашению наркома просвещения Касыма Тыныстанова. Которому, в свою очередь, подсказал такое решение выдающийся ученый-филолог Игорь Батманов. Дело в том, что в тот момент республике нужны были крупные филологи, которые бы разработали грамматику кыргызского языка, создали учебные пособия. Эту огромную работу проделали такие выдающиеся ученые как Арабаев, Тыныстанов, Батманов, Поливанов, Карасаев, Юдахин.

Поливанов был и одним из первых исследователей и переводчиков эпоса "Манас", а ведь он приехал в республику, не владея кыргызским языком, но уже через три месяца стал ведущим консультантом в этой области.

- А откуда у вас - литературоведа - интерес к лингвисту Поливанову?

- Нельзя понимать поэзию, не увлекаясь лингвистикой, не обращая внимания на само слово, на его значение, обозначенное не только в словаре, а в словосочетании.

- Вы считаете Батманова своим учителем. Есть люди, которых вы бы могли назвать своими учениками?

- Конечно, есть. Но я не буду называть их имена, потому что при перечислении всегда есть опасность забыть кого-то. Я вот начал собирать книги русских поэтов и прозаиков Кыргызстана. И половина, если не больше, моей коллекции - это произведения тех, кого я видел и усвоил на моих лекциях. Но я не хотел бы выпячивать свою роль. Говорю о своей коллекции, только чтобы обратить внимание на необходимость сохранить весь этот фонд. Собрать все книги одну к одной, ничего не упуская. Потому что это часть русской культуры, ее региональная ветвь, и ветвь плодоносная.

- Почему русская культура так активно развивается в нашей республике?

- Потому что такова духовная природа этого края. Сейчас мы входим в новый виток этого мощного движения. Он может быть очень продуктивным, если носители русской культуры сделают новые шаги по направлению к кыргызской культуре.

- И вот мы подошли к теме, которой вы активно занимаетесь: роль русского языка в Кыргызской Республике.

- Я говорил много раз и готов повторить, что русский язык нужен Кыргызстану для благополучия нации, для определения своего места в миропорядке. И лучшее доказательство тому, что сами кыргызы, те, что живут простой каждодневной жизнью, понимают это и продолжают учить русский.

- Михаил Александрович, встреча у нас с вами предъюбилейная. Вы родились, если не ошибаюсь, в 1929 году?

- Да, неведомо откуда, но я всегда точно знал дату своего рождения. Хотя в детдоме это не имело значения. Отмечали день рождения товарища Сталина. В этот день 100-граммовая пайка хлеба была белой, а жидкая детдомовская каша - рисовой. Юбилей - мероприятие, вызывающее разные чувства. "Жизнь пронеслась, как на ветру/ Случайно брошенное слово./ Бывает в жизни все, бывает даже смерть.../ Но надо жить и надо сметь". Это "Сирано де Бержерак" Эдмона Ростана в переводе Щепкиной-Куперник.

- Это ваше нынешнее мироощущение?

- Странно, но именно эти строки пришли мне сейчас в голову.