Рахмоновский Таджикистан становится слабым звеном для России

Политолог Сергей Ильич Коновалов опубликовал в "Независимой газете" свое видение ситуации о политической жизни в Таджикистане сегодня и в ближайшее время:

"Весна и лето 2023 года могут стать весьма тревожными для Душанбе. Источники в соседнем Афганистане сообщают о планах боевиков "Исламского государства" (ИГ, запрещено в РФ и КР) и ряда других джихадистских группировок попробовать на прочность военно-политическую систему Таджикистана. По имеющейся информации, боевики готовят не только провокации на таджикско-афганской границе, но и теракты в столице республики. "Спящие джамааты" террористов явно не прочь проснуться, чтобы превратить в явь свои кошмарные сны.

Пока неизвестно, насколько готовы к отражению джихадистской угрозы таджикские силовики и государственная система в целом. Созданный президентом Эмомали Рахмоном жесткий авторитарный режим сегодня переживает не лучшие времена. Да, внутри Таджикистана правящий клан смог зачистить практически все системные оппозиционные группы. Их лидеры либо умерли, либо брошены в тюрьмы. Отдельные счастливчики вроде руководителя запрещенной в РФ Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) Мухиддина Кабири сумели ускользнуть в эмиграцию, где активно консультируют европейских политиков, но на ситуацию внутри родной республики повлиять уже не могут.

Однако беспощадная ликвидация системной оппозиции укрепила систему Эмомали Рахмона лишь на короткое время. На смену раздавленным вполне умеренным оппозиционерам стали приходить бескомпромиссные радикалы. Среди таджикской молодежи стремительно набирает популярность политический ислам, в том числе в его самых воинственных интерпретациях. Как утверждают знакомые с ситуацией источники, сегодня каждый четвертый солдат таджикской армии – салафит. Новыми лидерами общественного мнения для молодых радикалов в Таджикистане все чаще становятся полевые командиры террористических группировок, нашедшие приют в соседнем Афганистане и не скрывающие планов вернуться на родину под знаменами джихада.

На этом фоне нарастают острые противоречия и конфликты внутри клана Эмомали Рахмона, который остался единственным гвоздем, на котором висит вся таджикистанская политическая картина. Нет сомнений, что когда этот гвоздь окончательно и неизбежно сломается, то вся политическая система Таджикистана рухнет, похоронив вместе с собой пришедший в негодность режим и создав новые угрозы безопасности региона, в том числе российским интересам в Центральной Азии.

Источники в Душанбе сообщают о набирающей силу настоящей войне за власть внутри клана Рахмона. Ее активными участниками называют первого сына президента Рустама Эмомали, возглавляющего верхнюю палату национального парламента и мэрию Душанбе, и вторую дочь главы государства Озоду Рахмон, занимающую пост руководителя администрации президента Таджикистана. Ранее Эмомали Рахмон объявил о намерении передать власть сыну Рустаму и до недавнего времени в семье существовал внешний консенсус, что так тому и быть. Однако по мере того, как уходящий президент не торопился уходить, подвешивая на неопределенное время завершение процедуры транзита власти, в ближайшем окружении Рахмона стали кипеть шекспировские страсти.

Уставший ждать ухода отца на давно заслуженный отдых, Рустам Эмомали, как говорят, активировал процесс "фактического транзита". Опираясь на министра внутренних дел республики генерал-полковника Рамазона Рахимзоду, наследник сумел объединить вокруг себя руководителей ключевых силовых ведомств – МВД, Генпрокуратуры и Минобороны. Некоторые источники утверждают, что шеф госбезопасности Таджикистана генерал Саймумин Ятимов также примкнул к лагерю Рустама, однако другие наблюдатели эту оценку не подтверждают, уверяя, что генерал Ятимов "играет сам за себя", иногда – на стороне Озоды Рахмон, которая якобы готова открыто оспорить права брата на трон отца. Утверждают, что решительность Озоды поддерживает женская часть клана Рахмона (у президента семь дочерей и весьма мудрая супруга). Кстати, любопытно, что уже несколько лет в Душанбе гуляют слухи о том, что Рустам – не родной сын президента, что его отцом на самом деле является брат Рахмона – бывший дангаринский тракторист Нуриддин Рахмонов, а Рахмон с согласия своей жены усыновил племянника. Так ли это на самом деле или нет – неизвестно, однако ожесточенность внутрикланового соперничества заставляет наблюдателей сомневаться в крепости семейных уз в окружении президента.

Раскол в семье, обостряющаяся борьба между наследниками, незавершенность транзита власти, а также рост протестных и радикальных настроений в обществе заставляют как самого Эмомали Рахмона, так и других активных игроков на таджикской политической доске искать себе самых разных союзников. Тот же президент Таджикистана пытается развивать в себе гуттаперчивые навыки, стараясь балансировать между Россией, Китаем и США, надеясь использовать влияние и ресурсы этих конкурирующих между собой геополитических полюсов. В свою очередь внешние игроки, прекрасно чувствуя слабости Рахмона, используют уже его самого для продвижения своих интересов в Таджикистане.

Так, эмиссары Вашингтона в последнее время демонстрируют готовность активно поддерживать режим Эмомали Рахмона, который еще совсем недавно критиковали с различных трибун за нарушения прав человека и авторитаризм. Наблюдатели фиксируют растущее число признаков новой совместной игры Душанбе и США. В частности, обсуждаются вопросы передачи американцами оружия и иной военной помощи Таджикистану (что, очевидно, Рахмон надеется использовать в незавершенном конфликте с Киргизией). Таджикистан предоставил свою территорию для проведения учений "Региональное сотрудничество-2022" под командованием США и с участием американской армии (кстати, за последние 30 лет Соединенные Штаты предоставили правительству Эмомали Рахмона помощь в сфере безопасности на сумму более 330 млн долл.). Наконец, президент Таджикистана публично выразил желание расширять инвестиционное и экономическое партнерство с Америкой, призвав бизнесменов из США вкладывать деньги в энергетику и другие стратегические сектора этой центральноазиатской республики.

Любопытно и то, как американцы и администрация Рахмона начинают координировать свои позиции по афганской проблематике. Представители США несколько раз заявили о недопустимости вооруженного сопротивления режиму "Талибана" (организация запрещена в РФ), давая понять, что не поддерживают проект вооруженной борьбы Фронта национального сопротивления Афганистана (ФНСА) во главе с Ахмадом Масудом. В итоге источники близкие к ФНСА сообщают, что уже длительное время таджикские власти фактически блокируют деятельность политических руководителей сопротивления, находящихся на территории Таджикистана. По их словам, никакой поддержке группам бойцов ФНСА в афганских Панджшере и Баглане рахмоновские функционеры не оказывают, наоборот, затрудняя работу различных зависящих от Душанбе структур Фронта.

Помимо американцев, команда Рахмона пытается развивать официальные и неофициальные контакты со структурами Евросоюза. В связи с этим наблюдатели напоминают, что еще в 2010 году президент Рахмон подписал стратегический договор с ЕС, согласно которому Евросоюз обладает полномасштабным влиянием на политику Таджикистана, включая молодежную политику (работа с новым поколением), экономику, сельское хозяйство.

Очевидно, что Москву, которая до сих пор считала Эмомали Рахмона своим союзником, не может устраивать такая "многовекторность" нынешнего Душанбе, в результате которой в центрально-азиатском регионе укрепляются позиции геополитических противников России. Рахмоновский Таджикистан все отчетливее превращается в "слабое звено" системы обеспечения защиты российских интересов на постсоветском пространстве.

Не может не раздражать Москву и попытка команды Рахмона столкнуть интересы России и Китая в Таджикистане. Пекин и Москва сегодня являются стратегическими партнерами, разрушение этого партнерства – в интересах прежде всего западного блока. И признаки такой антироссийской и антикитайской "большой игры" на противоречиях все более зримо демонстрирует Душанбе. Клан Рахмона уже несколько лет пытается "жить на два дома", улыбаясь в политическом и коммерческом отношении одновременно и русским, и китайцам. В итоге Москва и Пекин начинают коситься друг на друга, ревниво отслеживая слухи о том, кому из них представители рахмоновской семьи отдают политические, военные и экономические предпочтения.

Наверняка Кремль не радуют интриги Рахмона, связанные с попыткой использовать китайский ресурс для фактического провоцирования вооруженного конфликта с Бишкеком (а это уже попытка взорвать изнутри ОДКБ – главный инструмент российского влияния на постсоветском пространстве). Искренние и конструктивные инициативы КНР, связанные с фиксацией статуса стратегического партнерства между Пекином и Душанбе, а также с готовностью Китая гарантировать территориальную целостность Таджикистана, в результате рахмоновских интриг в конкретном региональном контексте грозят превратиться в ресурс дестабилизации региона. Правящая группировка в Душанбе явно пытается рассматривать китайские гарантии как санкционирование провокационной вседозволенности и безответственного поведения в отношении соседей.

"Осень патриарха" таджикской политики, таким образом, превращается в источник новых вызовов и угроз как для самого Таджикистана, так и для региона в целом. Это ставит новые проблемы и новые задачи перед Москвой. Российские интересы в южном подбрюшье Евразии нуждаются в поиске новой, более эффективной модели защиты. Возможно, это потребует кардинального пересмотра сложившихся за последние 25 лет практик работы Кремля с Таджикистаном и другими странами ближнего зарубежья. Как показывает историческая практика, рано или поздно постсоветские "отцы наций" и созданные ими кланы уходят в прошлое, а ограбленные ими народы ищут новый, иногда очень мучительный путь в будущее. России нужно делать ставку не на уходящие кланы, а на народы, смотрящие в будущее. И сегодняшний Таджикистан это лишний раз подтверждает."